Журнал "ТЕАТРАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ" №1 2005 г.
Рассказы про Кио - это визитная карточка многих цирковых артистов. Я имею в виду основателя династии иллюзионистов - отца Эмиля и Игоря - Эмиля Теодоровича Кио, настоящая фамилия которого была Гиршфельд-Ренард.
Родился Эмиль Кио в 1894 году в семье, не имевшей никакого отношения к цирку. И очевидно, для всех его родных было полной неожиданностью, когда он оказался в цирке. И не просто в цирке, а за тридесять земель от своей родины.
Он начинал в Варшаве как билетер в цирке легендарного Александра Чинизелли. На самом же деле ему приходилось быть и контролером, и кассиром, и униформистом, а иногда и берейтором - помощником дрессировщика лошадей.
Честное слово, порой он по собственному признанию - завидовал этим лошадям, к которым Чинизелли относился гораздо лучше, чем к артистам своей труппы. Кио был универсально одаренным человеком. «По приказу хозяина он то парил в воздухе, участвуя в номере воздушных гимнастов Краузе, то опускался на бренную землю, ведя меркантильные переговоры с нанимающимися артистами».
Но самое интересное, как он стал иллюзионистом. Как вообще становились фокусниками в XIX веке. Никаких школ, где бы учили на факира, не было. А были четыре волшебных магазина в Европе: в Ганновере, Гамбурге, Париже и Марселе, где продавались «ящики иллюзиониста».
Это были такие специальные чертовски-хитрые приспособления - разработки немецкого инженерного гения, которые позволяли дурачить публику. Эти ящики можно было сжигать вместе с людьми, протыкать их пиками насквозь вместе с содержимым - ничего с людьми внутри них не происходило, они, как ванька-встанька, выходили на свет божий.
Свой первый «волшебный ящик» Кио приобрел от Конрада Хорстера, который, кстати, считался не самым лучшим магазином. И дальше начались проблемы. Одно дело - приобрести ящик, другое дело - научиться им пользоваться. Для этого еще нужно было окончить и «адскую академию». Такое претенциозное название носили две небольшие комнатушки при магазине, где несколько продавцов обучали вас обращению с приобретенной аппаратурой. У Хорстера учили только техническому исполнению того или иного трюка. Сюжеты нужно было придумывать самому.
Так вот, один из первых номеров, с которыми Кио выступал на арене, назывался «Омоложение». Ассистенткой в нем была Матильда, дочь самого этого знаменитого Чинизелли. Вот что мне рассказывал об этом номере сам Кио.
«Номер этот пользовался успехом у публики и долго оставался в моем репертуаре. Конечно, сегодня он выглядел бы наивно. Но тогда...
Из-за кулис появлялась дряхлая старуха. С помощью униформистов ее укладывали в ящик Хорстера. Крышка его запиралась. Со всех сторон ящик протыкали шпагами, а в довершение всего пронзали пикой. Когда это режущее и колющее оружие извлекалось, а крышка откидывалась, перед изумленной публикой представала модно одетая красивая девушка с собачкой на руках. Зрители рукоплескали». Все это проделывал Кио в костюме индийского факира - это дешевые, но эффектные шаровары, потом чалма. И слава о нем потихоньку-потихоньку начала распространяться и за пределы Варшавы, я даже думаю, что именно о нем слышал знаменитый Исаак Башевис Зингер, который написал самую чудесную, на мой взгляд, повесть о факире, работающем в Варшаве, - Яше-Штукаре. Но это, так сказать, апропо. И пока Кио становился живее и знаменитее, на календаре наступил уже 1921 год. А так как большинство цирков в молодой Республике Советов еще принадлежало частникам, то его пригласили выступать в Петрограде в садах «Аквариум» и «Эрмитаж», а потом он и вовсе переехал в Петроград, где работал главным образом в кинотеатрах, где, значит, уже начинал наигрывать что-то свое гениальное Шестакович, и может быть, они даже пересекались. В те годы было принято после демонстрации фильма показывать короткий дивертисмент, состоящий из нескольких эстрадно-цирковых номеров. Собственно, в таком кинотеатрике родился номер-трюк «Человек-молния».
Как вспоминал сам Кио: «На глазах у публики, зачастую с ее помощью, мне связывали руки и ноги. Затем меня сажали в мешок, который также завязывался и опечатывался. Мешок укладывали в сундук, крышку его приколачивали гвоздями и прикручивали веревками. Ассистент хлопал в ладоши: раз, два, три! Не успевал прозвучать последний хлопок, как я из зрительного зала выскакивал на сцену, и, когда вскрывали сундук и развязывали мешок, перед публикой появлялись две женщины. Это был номер в стиле Гарри Гудини».
А во время войны появились другие номера. Кио возглавил коллектив фронтовой бригады цирка, выступавшей перед бойцами прифронтовой полосы. Тогда же ими был создан знаменитый номер в духе Кукрыниксов «Фриц идет на войну».
Сейчас хочется вспомнить именно об этом, чему удивлялись и радовались тогдашние люди. Это совершенно необходимо, что бы понять время, которое уже не наше.
Кио: «По арене бодро маршировал коверный, одетый в форму фашистского солдата. Подкравшиеся «партизаны» набрасывали на него балдахин, который потом на счет «раз, два, три» взлетал под купол. Вместо фрица на арене оказывался березовый крест. К нему подбегала собачка, поднимала заднюю лапку и делала свое дело, вызывая еще больший восторг зрителей».
Фокусники пилят женщин лет уж триста. От этого никуда не деться.
История про распил - это то, что слышал в детстве от взрослых. Про то, как отрезанная рука женщины вдруг поднялась на пальцы и пошла, а на ладони улыбались губы, а потом тебе это снилось.
Мне довелось поговорить однажды с Игорем Кио, который естественно предостерег меня от подобного ужасного отношения к фокусникам.
Мы снимали передачу про бриллиантовые дела Галины Брежневой, и он, кто имел отношение к этой женщине, тоже согласился там участвовать - и попутно мы разговаривали. Больше всего меня интересовало, что ощущает женщина, которая залезает в ящик, где ее поджидают тьма и смерть, хотя смерть сама по себе была только сюрпризом для зрителей, ибо всем остальным {а именно иллюзионисту и его смелой ассистентке) - ничего не грозило. Но ощущение страха, как нагрузка в полкило докторской колбасы в брежневскую эпоху, переполняло душу.
Я не могу припомнить дословно, что сказал Игорь Эмильевич Кио - суть этого свелась к тому, что тайна трюка заключается в количестве «распиленных» женщин - их две, а не одна. Одна складывается в левой половине распиленного ящика, другая - в правой. «Отпиленные ноги» - принадлежат невидимой, а голова - ассистентке, а все в сумме производит фантастическое впечатление. И Эмиль Теодорович Кио это не раз демонстрировал, но однажды он взял с собой на представление своего сына (тезку) Эмиля. Кажется, ему было около трех лет. Он сидел в первом ряду и наслаждался программой - выступление наездников, лошадей, львов, тигров, - но больше всего он обрадовался, когда увидел на манеже своего папу, который вышел, ведя перед собой маму. Тогда было так принято, чтобы иллюзионист появлялся, выводя красавицу ассистентку, и зрители взорвались аплодисментами, и был фурор, заиграла волшебная музыка, под которую старший Кио положил свою жену - мать младшего Кио в ящик, так что из ящика торчала только ее голова, а потом появилась огромная пила, и «папа стал распиливать маму». Как вспоминал Эмиль Эмильевич, он расплакался, а потом перепрыгнул через барьер и побежал на папу с кулаками. Отец не растерялся, подхватил сына на руки и кое-как закончил номер. Как реагировала публика, я не знаю. Мальчик плакал, папа пилил, пока... пока его мама не вышла из ящика живой и невредимой. Это был первый урок на тему: «не верь своим глазам».
Если продолжить разговор про Кио, то я должен сказать, что его старший сын Эмиль пошел дальше отца в отношении пилы плюс женщин. Он начал разрабатывать свои фокусы самостоятельно, и мне не приходится сомневаться, что это было настоящее чудо, когда «волшебная» технология менялась. Если раньше фокусник «традиционно» распиливал свою ассистентку поперек и затем раздвигал ящик, то Эмиль Кио придумал распиливать вдоль - получилось что-либо из этого, не знаю.
Был и фокус попроще - вместо одной женщины выходили сразу две: одна в белом брючном костюме, другая - в черном, и Кио начинал пилить их обеих. Медленно и тягостно он начинал выпиливать все больше и больше и в итоге допиливал до конца, а потом менял им ноги, неожиданно та, что была в черном, выходила в белых брюках, и наоборот, та, что в белых, появлялась в черных, и даже, по-моему, у них изменялась длина ног, или это мне казалось. Публика была в восторге.
И главная тема - страх. Боятся ли зрители пилы. Потом появились другие номера, когда иллюзионист стал пилить зрителей. Не знаю, легенда говорит, что придумал этот фокус какой-то ссыльный инженер из Алма-Аты, он якобы увидел распил ассистентки, а потом придумал, как пилить зрителей, может быть, дело было и по-другому, суть не в этом, а в том, что скоро иллюзионисты стали пилить всех подряд в зрительном зале, и это было победой над страхом. Дело в том, что теперь зрители не боялись пилы. Каждый уверен, что его не распилят. Если спросить десять зрителей цирка, боятся ли они лечь под пилу фокусника, девять скажут: «Нет», и только один признается что: «Да», но это будет ребенок. Телевидение, кажется, только в этом оказало цирку злую услугу - оно отучило бояться фокусников-иллюзионистов, которые могут превратить мужчину в женщину, а мышь в кролика. На самом деле -могут, могут, надо только в это верить, но еще больше люди предпочитают верить в то, что с ними не случится ничего плохого, и, только очутившись в цирке шапито, ты можешь убедиться в обратном, потому что магия слишком близка, и в рычании львов ты чувствуешь запах из их прожорливых глоток, и все становится гораздо реальнее. Но сидя на диване, ты веришь, что с тобой не может случиться что угодно. По телевизору с тобой чудо. Ты уверен в этом. Это все равно как напугать черствым хлебом, но однажды... однажды пила вырвется из рук фокусника и обретет свободу, и что будет тогда - неизвестно.
P.S. Есть ли иллюзион без страха? Театральные старожилы вам расскажут. Однажды Эмиль Теодорович Кио ехал в поезде, и было, наверное, это тогда, когда он уже сменил свой яркий костюм сказочного индийского факира на мрачно-загадочный фрак иллюзиониста и начал уже разговаривать с публикой, превращая ее в соучастника. И стал известен. Судя по афишам, число его ассистентов доходило до 75 человек. Целая армия! Но однажды он ехал в поезде - один на один со своей публикой, потому что на самом деле все пассажиры - это прежде всего зрители и только потом все остальное. Сосед Кио попался очень приставучий, он все время лез к Кио с одним вопросом, может ли тот показать ему фокус, который невозможно предугадать, чем тот закончится, или в котором не будет конца. Кио сказал, что может. «Ну, сделайте, что-нибудь со мной», - доставал пассажир. «Охотно, - ответил волшебник. - Ваши часы».
Приставучий пассажир снял с запястья свои стальные «командирские». Кио повертел их в руках, повертел, - а день был жаркий, поезд ехал с юга, окно было раскрыто - и выкинул в него часы приставаки. Пассажир был в восторге. Он даже видел, как его часы шлепнулись на насыпь, и высунулся в окно по пояс, чтобы проследить за ними как можно, пока они не исчезли из его поля зрения. «Фокус ведь не закончился?» - спросил он, садясь на место. «Нет», - ответил радостный Кио и уткнулся в газету.
Прошло пять минут, Кио читал, пассажир робко постучал в газету с обратной стороны: «Товарищ фокусник, сколько еще времени ждать до конца фокуса?» - «До ближайшей станции», - коротко ответил Кио. Пассажир замер. Он внимательно следил за руками Кио, его карманами... и уже не приставал с расспросами.
На станции Кио вышел на перрон. Там прямо посередине платформы стоял лоток с пирожками. Кио подошел к продавщице, купил пирожок, откусил его, поймал на себе взгляд. Обернулся. Это был приставака-пассажир. «Вы все еще ждете окончания фокуса?» - спросил иллюзмэн. «Да», - ответил пассажир. «Смотрите сюда, - показал Кио на пирожок, - видите? Сейчас я его разломлю, что там будет внутри?» - «Часы!» - закричал пассажир вне себя от восторга. Кио разломил пирожок. Там была капуста. «Ваши часы остались там, где вы их последний раз видели. Я работаю только в цирке, а в поезде - отдыхаю».
В ответ не раздалось ни слова. Пассажир молчал, а что было поделать - сам напросился. И больше к иллюзионисту не приставал.
Витольд АРНО