Журнал "КАРАВАН ИСТОРИЙ", сентябрь 2006 г.

АМАЯК АКОПЯН:
«Воры в законе не давали мне проходу!»

Однажды отцу, известному иллюзионисту, «королю мировой магии», как его называли журналисты, задали вопрос: «Арутюн Амаякович, какой ваш самый лучший фокус?» Он с гордостью ответил: «Мой самый лучший фокус — это сын Амаяк!»

Отец действительно давно мечтал о сыне. И когда я появился на свет, в роддом на Пироговке сначала торжественно внесли три ящика коньяка, коробки с вином, за ними проплыли цветы и конфеты, а затем влетел счастливый папа. В тот день для всего медперсонала был устроен настоящий пир!

Вначале папа расцеловал маму Лялечку и подарил ей за сына бриллиантовое кольцо. А потом главврач Исаак Моисеевич Зильберман решил лично устроить мне смотрины. Положил меня па стол и стал распеленывать, умиленно приговаривая: «Вы только посмотрите, Арутюн Амаякович, какой очаровательный малыш! Какие у него голубые глазки! Какие у него ру...» Тут он запнулся от удивления — раскрыв мои крепко зажатый кулачок, вдруг обнаружил на ладошке... свое обручальное кольцо! Ошеломленный, взглянул на свой палец и произнес сакраментальную фразу: «Да-а-а! Теперь я точно не сомневаюсь, что это ваш сын!»

— С вами понятно — вы потомственный иллюзионист. А ваш отец секреты магов и факиров тоже получил в наследство?

— В семье Акопянов ни к эстраде, ни к цирку никто не имел отношения. Папа в 42-м закончил Институт землеустройства, но так и не успел поработать инженером. И все из-за того, что еще студентом случайно попал на выступление фокусника. Волшебные трюки так поразили его воображение, что он проник за кулисы, в пустой гримерной залез в ящик, из которого на манеже доставали кролика, и стал его потрошить. Папе было ужасно любопытно разгадать, в чем заключался трюк. За этим занятием его застукал фокусник и закричал: «Караул! Воры!» К месту преступления немедленно вызвали милицию. В «воронке» «преступник» взмолился: «Отпустите, дяденьки, умоляю! Я не хотел ничего украсть. Мне просто было интересно, откуда кролик появляется...» Иллюзионист сжалился над бедным студентом и предложил поработать его ассистентом. Бесплатно. И отец в свободное время начал ему помогать. Мало того, очень скоро стал предлагать усложнить трюки. Устав от «новаторских» идей ученика, фокусник решил: «Коли такой умный, бери волшебный ящик и пару секретов в придачу и иди на все четыре стороны!» Отец, создав свою программу, поступил на работу в «Москонцерт». И его в составе артистической бригады сразу же отправили на передовую с фронтовыми концертами.

Выступали они как-то под Оршей. Первый Белорусский фронт. В минуты редкого затишья на грузовике, который служил импровизированной сценой, начинался концерт для солдат. Немцы находились так близко, что можно было услышать их голоса. Поэтому снайперы через оптический прицел винтовки следили за противником весь концерт. Когда певица заканчивала песню, фашисты кричали из окопа: «Рус, пой! Пой еще!» А после выступления отца к нему подошел снайпер и сказал: «Знаете, а немцы за вами в бинокль наблюдали!» Отец улыбнулся: «Пусть смотрят! Все равно ничего не заметят». Под Оршей концертная бригада попала в окружение. Грузовик, в котором ехали артисты, с пианино, баяном и четырьмя папиными чемоданами, набитыми реквизитом разбомбили. На этот раз обошлось без жертв. Впоследствии же баянисту Юшину, который аккомпанировал папе, оторвало ногу, одна певица лишилась глаза, а отец был контужен и получил осколочное ранение.

После войны папа продолжил выступления. В его репертуаре было все: передача мыслей на расстояние, гипнотические сеансы, поиск предметов, спрятанных в зале, летающая во сне женщина... Он укладывал ассистентку на два стула и вставал ей на живот. Позже папа напрочь отказался от сложной и громоздкой иллюзионной аппаратуры. Он выходил на публику засучив рукава и под музыку только руками творил чудеса! Помню, меня, маленького, поразило, как он снял перчатки, бросил одну вверх, и она, превратившись в голубка, улетела. Его «реквизитом» стали карты, монеты, веревки, утренняя газета... У него обыкновенная трость начинала летать в воздухе.

— Я прекрасно помню этот трюк. Его, по-моему, показывают многие фокусники...

— Этот трюк с тростью потом многие повторяли. А главное, большинство из того, что придумал отец, старались украсть. Артисты часто предупреждали его: «Имей в виду, Арутюн, твой ассистент за копейки продал фокус такому-то». Конкуренты приходили на представление и фотографировали каждое движение, подбирали со сцены рваные клочки бумаги и несли на экспертизу к химикам. А если это не помогало, шли на преступление. Такое творилось! Папу либо обожали, либо ненавидели. Середины не было.

Однажды перед гастролями в Японии у нас на даче случился пожар. Кто-то поджег гостевой домик вместе с отцовским реквизитом. Там хранились старые папины аппараты, с которыми он работал еще в войну. На месте сгоревшего построили новый домик. Но вскоре сожгли и его, думаю, уже просто из принципа. К тому же трижды грабили. Это была скорее психологическая атака, потому что ничего, кроме приемника «Грюндиг», не унесли. А еще нам домой частенько звонили и оскорбляли маму...

Ляля, так папа называл маму, всю жизнь посвятила ему. Окончив консерваторию, она не успела поработать на сцене и стала выступать вместе с папой. Пела в его программе старинные романсы и арии из оперетт. Она любила повторять: «Я больше жена, чем актриса, я больше мать, чем певица». Конечно, все внимание она уделяла папе, заменив ему рано ушедшую из жизни мать. Его родные во время резни армян в Турции бежали оттуда в Армению, и бабушка умерла по дороге, когда папе еще не было и четырех лет. Поэтому те, кто звонил, хорошо знали, какой удар наносят отцу, оскорбляя его любимую Лялю.

Я заметил, что чаще всего звонили после концертов. Родители с цветами приезжают домой в окружении поклонников, бабушка бегает с пирожками, все рассаживаются за столом. Тут-то и начинаются звонки. Поздравления с успешным концертом, пожелания счастья. В очередной раз беру трубку. Женский голос просит Лидию Ивановну. А дальше уже по отработанной схеме: мама берет трубку, через минуту у нее стекленеют глаза, она бледнеет и сползает в кресло. «Лялечка, как вы прекрасно пели! Мы в таком восторге!» — поют дифирамбы на другом конце провода. А потом сразу же грубо: «Корова! Сука! Чтоб ты сдохла!» У мамы после этих звонков начинались сильнейшие сердечные приступы. Мы звонили в милицию, писали заявления, но звонки не прекращались. Словом, крови родителям попортили немало...

— Вы догадывались, кто эти недоброжелатели?

— Коллеги, а кто же еще? После войны отца вызвали на партийное собрание, хотя он никогда не был членом партии, и парторг, тряся от возмущения кулаками, чуть не сорвал с отца фрак и цилиндр, а еще потребовал сбрить усы. (Он носил тоненькие пижонские усики, как у Дугласа Фербенкса.) Его обвиняли в «низкопоклонничестве перед Западом». Однажды солнечным летним днем в прекрасном настроении родители зашли в «Москонцерт». На стене в черной траурной рамке висел некролог: «Умер Арутюн Акопян». Мама упала в обморок, пришлось вызывать «скорую». Вот такие «шутки»!

Мало того, даже покушались на его жизнь! В 1961 году папа написал книжку о чудесах и фокусах, где раскрыл некоторые простые трюки. Еще он вел рубрику в журнале «Наука и жизнь», где тоже рассказывал о секретах своего мастерства.

Думаю, иллюзионисты, которые этими трюками зарабатывали на жизнь, были очень недовольны. Однажды мы с папой и его кузеном, приехавшим из Армении, выходили из подъезда на Кутузовском проспекте. Кузен, который, кстати, был очень похож на отца, шел впереди. Когда он открыл дверь, в проеме выросла коренастая фигура с железным ломом. По счастью, лом задел за косяк двери и не успел опуститься на голову кузена. Тот, не долго думая, ударил нападавшего в пах. Все закричали, и страшная фигура мгновенно растворилась в пыли. Самое забавное, что я, маленький мальчик, потом описывал этого дядьку в милиции. Мне от страха он показался настоящим Бармалеем — лицо в шрамах, сверлящие огромные глаза и черный плащ! Не думаю, что мое описание помогло найти преступника. Помню, я после этого долго боялся выходить на улицу. Наверное, тот случай подтолкнул папу срочно поменять квартиру.

Был и такой случай: папа сел в машину, в дороге вдруг потерял управление и врезался в едущий навстречу автобус. Слава богу, скорость была небольшая. Гаишники, осмотрев место происшествия, выдвинули свою версию: «Кто-то выкачал тормозную жидкость». В другой раз злоумышленник плеснул бензин под ворота нашего гаража, который стоял во дворе, и поджег. Машина отца не взорвалась только потому, что была огорожена щитами.

Как-то на закрытом концерте для комитетчиков ко мне подошел человек и сказал: «Я вам как внуку чекиста скажу — на вас столько писем пишут, что если бы не нынешние времена...»

1980 год. В стране начались Олимпийские игры. Папа для Олимпиады придумал специальный трюк. Вдруг звонок в «Москонцерт» из ЦК: «К нам поступил сигнал, что товарищ Акопян на концертах публично сжигает советский флаг». Папу срочно вызывают на «промывку» в ЦК, где он показал номер серьезной авторитетной комиссии. Один из чекистов держал в руках розовый платок, на котором был нарисован маршрут олимпийского огня — от Афин до Москвы. Артист подносил горящую свечу к платку, и пламя от свечи оказывалось сверху и начинало двигаться, прочерчивая путь от Афин до Москвы. Это было так красиво, что все зааплодировали.

— Отец Арутюна Акопяна действительно был чекистом?

— Нет. Чекистом был мой дедушка со стороны матери. Его репрессировали в сталинские времена. Может, потому родители и любили друг друга так крепко, что у них все близкие родственники погибли...

В начале 50-х, до встречи с мамой, у папы была преданная поклонница по имени Марина. Жгучая брюнетка с черными глазами и точеной фигуркой сразу же влюбилась в него, увидев на сцене. Папа только что приехал из Армении — в прекрасно сшитом костюме, весь такой заграничный, такой нездешне загорелый. (Кстати, стоило появиться солнцу, как отец мгновенно становился черным. Помню, мы с мамой встречали его в аэропорту и не узнали в толпе чернокожих туристов!) Марина была жутко влюблена в него и не оставляла ни на секунду. Отец возил ее на родину. И когда мама приехала знакомиться с армянскими родственниками, уже беременная мною, ей отпустили пару шпилек: «Как там Марина?» Но самое интересное то, что эта женщина была не только возлюбленной отца, но и любовницей Лаврентия Павловича Берии. О чем отец, естественно, не догадывался. А Берия, узнав о сопернике, сослал отца в Армению. Так что он отделался, как говорится, легким испугом! Когда исчез Берия, исчезла и Марина...

— Ваше детство, наверное, прошло за кулисами, среди волшебных ящичков и...

— Не только. Мое детство прошло рядом с шикарной усадьбой маршала Баграмяна в Переделкине. Иван Христофорович был нашим соседом. Его бескрайние поля и огромный дом с колоннами располагались рядом с нашими тридцатью сотками. Папа купил у генерала Зелинского скромный по тем временам (в шестидесятые годы) домик. У маршала Баграмяна вечно жили многочисленные карабахско-армянские родственники. Все были, что называется, калорийно-колоритные! Приезжало сразу по пятнадцать человек со стайкой шумных детишек. Мы по-соседски забегали на территорию маршальской дачи. Помню, меня особенно поражали пышные розарии и море клубники! Каждая ягода величиной с большую шишку. За розарием следил садовник. Он же удобрял клубнику, которая нигде, кроме маршальской земли, не хотела приниматься.

Рядом с Баграмяном жил Семен Буденный. Тогда на дочке Буденного был женат Михаил Державин. Мы через забор с любопытством наблюдали, как красавец дядя Миша со своей женой садится в машину. А Буденный, одетый по-простому, любил по утрам выйти на крыльцо, сесть на «тубаретку» и спеть под гармошку частушки. Как мне рассказывал Михаил Михайлович, с которым мы позже подружились, его тесть с удовольствием коллекционировал сочиненные народом частушки про самого себя.

— С кем вы дружили?

— Мы с братом играли с многочисленными карабахско-армянскими детьми, дальними и близкими родственниками Баграмяна. Родственники, чтобы вы знали, на Кавказе — страшная сила!

Отец тоже был всегда по-восточному хлебосольный. Мы с братом счастливо росли под аккомпанемент маминых романсов и веселых шуток знаменитых гостей. В нашем московском доме на Кутузовском проспекте бывали Мария Миронова, Михаил Царев, Борис Чирков, Рина Зеленая, маршал Баграмян, Бабаджаняны. Во дворе ставили мангал, и на вертеле жарили маленького барашка. 23-е отделение милиции и пожарные были в курсе, что у Акопяна праздник. Народ сбегался на ароматный дымок, который вился над Кутузовским проспектом. Папа всех угощал, детям раздавал заграничные конфеты, взрослым наливал вино.

В нашем доме бывал даже сам Фантомас, представляете! Как-то папу вызвали в Министерство культуры и попросили принять французскую делегацию кинематографистов во главе с Жаном Марэ. Чиновники знали, что квартира у Акопяна шикарная, да и жена одета не хуже заграничных звезд. Когда мама выходила на прогулку, на нее не то что мужчины, собаки оборачивались, так она была хороша! Папа одевал ее как куколку. Однажды на гастролях в Париже папа в компании девушек из ансамбля «Березка» гулял по Елисейским полям. У одной витрины они завистливо заахали: «Какая красота!» За стеклом застыла блондинка, одетая во все белоснежное: нейлоновая шубка, высокие сапоги, лапша-водолазка и сумка. Акопян тут же зашел в магазин и скупил всю витрину для мамы...

Так вот, к приему важных персон тщательно готовились. Отец построил во дворе восточный шатер, внутри накрыли столы, рядом разожгли костры, на которых жарили барашков. Пол-Москвы сбежалось посмотреть на Фантомаса. Марэ подарил маме розы, она одну засушила и хранит до сих пор. Папа говорил тосты и показывал свои виртуозные фокусы с картами. Марэ, не скрывая восторга, кричал: «Браво!» При этом он не забывал с удовольствием уминать борщ, запивая его водочкой. Бабушка носилась по лестницам с огромными тазами пирожков. Субтильные французские звезды сметали ее пирожки с капустой, картошкой и мясом так стремительно, что сразу же развеяли миф о бесконечных изнуряющих диетах.

— Это было уже не такое суровое время. Хрущев. Оттепель. Ощущение свободы...

— Хотя культ личности и разоблачили, зато всю страну «задолбали» кукурузой. Даже папа на эту тему подготовил ряд фокусов. Что, кстати, очень понравилось Никите Сергеевичу. Акопяна стали приглашать на правительственные концерты. Хрущев, между прочим, однажды привел папу в пример. Мама готовила на кухне и вдруг по радио услышала, как на съезде Никита Сергеевич распекает министра сельского хозяйства какой-то кавказской республики. Он грохотал, стуча кулаком по столу: «Если вы не можете сами, пригласите своего Акопяна!» Другому министру он как-то сказал: «Это вам не Арутюн Акопян, который из своего волшебного кулька достает все, что захочет. Тут работать надо!»

Однажды в Кремле на какой-то партийной сходке Никита Сергеевич поднял бокал и произнес: «Хочу выпить за здоровье жулика международного масштаба Арутюна Акопяна!» Надо ли говорить, что после этой фразы папа стал неприкасаемым... Помню, он удивлялся, рассказывая про этот случай маме: «Почему жулик? Ведь я по сравнению с теми жуликами, которые Хрущева окружают, просто никто».

Потом Хрущев свою любовь к Акопяну передал Брежневу... вместе с постом Генерального секретаря. Ни для кого не секрет, что Леонид Ильич любил цирк, фокусы папы ему тоже очень нравились. И вот в 1976 году Брежнев приглашает Акопяна с ассистенткой повеселить работников аппарата в Барвиху. Папа работал целое отделение. Когда он спустился в зал к публике, Брежнев, кивая в сторону соседа, громко захохотал: «Давай, давай, у Громыки часы сними!» Все радостно подхватили шутку генсека и зааплодировали. После концерта отец переодевался в гримерной и только снял штаны, как в комнату стремительно вошел Брежнев со свитой. Он был в очень веселом расположении духа, явно «под баночкой». Отец застыл от неожиданности — в белой бабочке, крахмальной манишке, лаковых черных ботинках и... трусах. Картина «Не ждали». Генсек обнял и расцеловал опешившего папу: «Дорогой Арутюн Амаякович, научите меня черной магии!» «Конечно, товарищ Брежнев! — от волнения папа забыл, как зовут главу государства. — А что конкретно вас интересует?» И Леонид Ильич стал рассказывать, как его маленьким мальчиком отец впервые повел в цирк. «Представляете, — удивлялся Брежнев, — фокусник сорвал мою кепку, насыпал туда опилки, разбил яйца, посолил, поперчил, поджег это все, а из огня появились баранки и печенье! Научите меня, как это делается!» Папа радостно ответил: «Ой, да это старый фокус. Он у меня в книжке описан. Давайте завтра привезу ее в Кремль». «Приезжай», — обрадовался генсек.

Несмотря на мамины уговоры и уверения, что Брежнев его ни за что не примет, отец, «наивный чукотский мальчик», все-таки поехал. И удивительно: его не только пропустили через все посты, но и проводили в кабинет Брежнева! Отец привез реквизит, и они, закрывшись в кабинете, учились фокусам. Благодарный «ученик» подарил папе плакат — генсек в белоснежном кителе, усыпанном звездами, стоит у штурвала. И подписал: «Выдающемуся артисту современности».

После этого отец не пропускал ни одного правительственного концерта в Кремле. Еще не начиналось действие, а Брежнев уже интересовался у Громыко: «Где Акопян?» — «Уже послали за ним, Леонид Ильич». На одном приеме в честь югославского лидера Иосипа Броз Тито отец показывал номер — разрывал на мелкие клочки свою афишу, а потом из обрывков доставал ленты, карты. В завершение в потолок бил фонтан денег. И когда на гостей посыпался дождь из купюр, Брежнев повернулся к Громыко: «Давай дадим Акопяну пост министра финансов!» Тот серьезно: «У нас в стране?» — «Нет, в Югославии. Вот будет у них весело, мало не покажется». Шутку генсека тут же одобрили дружным смехом.

— Вы семьями не дружили?

— Нет. Хотя жили по соседству: мы — в доме номер десять, а Брежневы — в двадцать шестом. Мама укладывала модную «халу» у того же парикмахера, что и Галя Брежнева, я учился с внучкой генсека Викой — сначала в школе, потом встретились в ГИТИСе — она поступила на театроведческое отделение, я — на режиссерское. Одной компанией ходили гулять, сидели часами в подвальном институтском буфете, хохотали, пили чай. Вика курила только «Салем», однокурсники у нее частенько стреляли сигареты. Как рассказывали ее подружки, которые часто бывали у нее дома, Викин дедушка им всегда что-то дарил. Однажды подарил по флакону «Клима». Вика была простой и скромной барышней. Думаю, к училищу ее подвозили на машине, но мы этого никогда не видели: она всегда выходила за углом. Она встречалась с моим другом Геной Ворокутой, который учился на отделении музкомедии. Вика на тот момент была замужем, но ради красавца Гены собиралась бросить мужа. Да и Гена развелся с женой ради Вики. Но когда Брежнев узнал, что внучка влюбилась в опереточного певца, очень рассердился. Вскоре Гена исчез. Через много лет мы с ним случайно встретились. Его, оказывается, перевели в Ленинград, и Вика назло деду часто ездила к нему на свидания. Вскоре дед сменил гнев на милость, и они все-таки поженились.

— Вы учились на режиссерском отделении. Почему все-таки решили пойти по стопам отца?

— Я выступал с отцом на сцене с шести лет. У нас был потрясающий номер. Папа выходил в роли восточного мага в широком халате. В руке у него появлялся голубь и красивый мешочек. Голубь помещался в мешочек, а мешочек превращался в плащ, и через секунду из-за него делал кульбит маленький Амаячик. Как я люблю шутить: «Кто-то вырос из гоголевской шинели, кто-то — из Коко Шанели, а я — из-под папиного плаща!» Все это время я прятался у него под халатом, засунув ноги в специальные стремена, закрепленные на папиных ногах. Чтобы показать этот трюк, папа делал по сто приседаний в день.

Я не сразу стал наследником отцовского ремесла. Закончив ГИТИС, работал режиссером и ставил на эстраде шоу-программы. А потом пришел в «Москонцерт», подготовив с папой номер «Танцующий иллюзионист». Я и жонглировал, и танцевал, и показывал фокусы.

Однажды отец сказал мне мудрую вещь: «Сынок, на свой завтрак нужно заработать!» И собственным примером воспитывал во мне трудолюбие. Конечно, он был состоятельным человеком, хотя, как и все артисты, сдавал заработанную валюту государству. Обожал шутить: «Найти ребенка в капусте — не фокус, а вот найти капусту, чтобы ребенка поставить на ноги, — это фокус!» Вот он и зарабатывал «капусту», работая как вол, без выходных.

Представляете, как трудно держать в напряжении весь зал?! На выступления отца приходил даже Вольф Мессинг. Ему не нравилось, что папа без всякого гипнотического флера делал по сути то же самое. Папа по пульсу искал предметы в зале, читал мысли на расстоянии и мог по памяти назвать любой день недели в любом году. Мессинг ревниво считал, что Акопяну не следует работать в этом жанре, он-то себя выдавал за гипнотизера и сверхчеловека с уникальными способностями, а тут какой-то фокусник дорогу перебегает!

— Ваш отец использовал талант гипнотизера в жизни?

— Однажды в Одессе его подвозил к гостинице таксист. На счетчике было рубля четыре. Отец протянул четыре купюры по двадцать пять рублей. «Это, — говорит, — вам от меня. Мне не жалко». Тот хвать — и в карман. На радостях потащил чемодан в холл, сбегал в магазин за цветами и когда, счастливый, хотел уйти, папа сказал: «А вы посмотрите на деньги». Таксист лезет в карман, а там — нарезанная бумага. Типичная «кукла». «Ну, вы меня и загипнотизировали!» — почесал он оторопело затылок.

У меня была похожая история в Осетии. Даю продавщице десять рублей, а она сдачи — как с пятисот. «Милая, что вы себе позволяете», — грожу ей пальцем и возвращаю деньги. Вскоре слава о заезжем гипнотизере облетела весь Владикавказ. В очередном магазине кассирша, завидев меня, побежала к директору: «Акопян у нас! Стойте рядом и следите за сдачей».

На «Арменфильме» несколько лет назад снимали обо мне фильм. В массовку пригласили людей с улицы — с родственниками, близкими и знакомыми. Дом культуры забит битком. Идет съемка. У меня номер — пародия на гипнотизера. Вызываю из зала зрителя в каракулевой кепке и гипнотизирую. Делаю пассы и говорю: «Спать, крепко спать! Вы больше не будете пить, курить, ходить на сторону. Сейчас я произнесу волшебные слова, и вы все на свете забудете!» Не успеваю сделать пассы, как на сцену выбегает в точно такой же кепке человек и кричит: «Стой! Товарищ Акопян, он мне пятьсот рублей должен, пускай вначале деньги отдаст, а потом все забудет!»

— А вас приглашали на правительственные концерты?

— Помню одну забавную историю. Это было в начале восьмидесятых. Мне поручили поработать в Октябрьском зале Дома Союзов перед иностранной делегацией и посольскими работниками.

В «Москонцерте» предупредили: «Амаяк, это очень ответственное выступление, и, пожалуйста, только без ваших петухов и куриц!»

Дело в том, что с моими пернатыми «коллегами» я объездил много стран. Это была эксцентрическая пародия на иллюзионистов — из пустой кастрюли вдруг вылетали петухи и куры, суматошно кудахча, делали круг над залом и пикировали мне на чалму и плечи. Номер забавный, пародийный, смешной и вызывал бурю восторга у зрителей.

— Почему тогда этот симпатичный номер вызвал такой страх в «Москонцерте»?

— Потому что произошел один инцидент. В 80-м году я имел несчастье «пустить петуха» в Барвихе! Папу с мамой и меня, молодого артиста, но уже отмеченного наградами, пригласили встретить Новый год в компании министров. И мы всей семьей приехали в Барвиху. В правительственном пансионате были очень уютные камерные зальчики, где гостей, расположившихся за столиками, развлекали артисты. Мы сидели за одним столом с министрами и их женами. Чиновники очень чопорные, в чем-то одинаково сером, дамы с немыслимыми «халами» на головах, в модном кримплене и с бриллиантовыми люстрами в ушах. Жены министров как на подбор все пышнотелые и пышногрудые, а их мужья — «грудолюбивые». После боя курантов я поздравил всех присутствующих с Новым годом и стал показывать свою «петушино-куриную» пародию на факиров и медиумов. В пустую кастрюлю разбил яйца, которые возникли буквально из воздуха, затем поджег это все, и из пламени вылетел петух. Под восторженные аплодисменты он, как истребитель, набирает нужную высоту, а затем вместо моей чалмы приземляется... на запасном аэродроме! Вероятно, испугавшись яркого света хрустальных люстр, он выбрал себе другую посадочную полосу. Сделав положенный круг, петух спикировал в хрустальную вазу с красной икрой прямо в центре стола. Шрапнель икры разлетелась в разные стороны, попав на лица и шикарные туалеты гостей. И как у медведя, у которого на манеже начинается «медвежья болезнь», у моего оскандалившегося петуха началась «птичья». Представляете, что случилось с икрой? Мало того что она перестала соответствовать гигиеническим требованиям, она и свой цвет потеряла. А петуху вольготно: сидит в вазе, машет крыльями и клюет дефицитный продукт. Казалось, поросята с петрушкой во рту, фазаны и куропатки, которые украшали праздничный стол, разом повернули головы и удивленно уставились на хулигана...

После этого конфуза в «Москонцерт» пришло письмо, описывающее ЧП. И мне строго-настрого запретили работать с пернатыми на правительственных концертах. Мало того, я полгода не выезжал за границу. Так я с петухом попал в «черный список».

— Итак, вас опять пригласили на правительственный концерт...

— Я заверил начальство: «Не волнуйтесь, никаких петухов не будет! В моей программе будут только голуби мира!» и прямехонько отправился в Октябрьский зал. Кстати сказать, мои голуби мира очень обрадовали начальство, и меня даже попросили поработать чуть дольше обычного.

После основной программы на закуску решаюсь показать старую факирскую забаву, которую делаю крайне редко. Спускаюсь в зал и прошу у чернокожей красавицы в белоснежном хитоне, сидящей в первых рядах рядом с мужчиной в смокинге, драгоценную безделицу. Она на глазах у изумленной публики безропотно снимает браслет, усыпанный разноцветными камнями, и, улыбаясь, протягивает мне. Я его бросаю в бархатный кисет, вальсирую в сторону сцены и вдруг якобы случайно «спотыкаюсь». Кисет падает на пол, я вдобавок «нечаянно» на него наступаю. В зале гробовая тишина. Подхожу к столику, высыпаю содержимое в ступку и энергично толку. Затем поджигаю под заклинания: «Махалай-бахалай, уськи-пуськи, трах-тибидох!», открываю крышку, и из огня вылетает голубь мира, а к его лапке привязан целенький браслет. Беру голубя в руки, иду к авансцене и... что я вижу?! Жена посла лежит в обмороке, не дождавшись счастливого конца номера, в зале крик, шум. Кто-то кричит: «Воды, воды!..» Кто-то: «Врача, врача!..»

В общем, такой вот случился триллер Амаяка Акопяна под названием «Птицы».

Меня без конца приглашали на гастроли японцы, американцы, но в Министерстве культуры неизменно отвечали: «Акопян в зарубежной командировке и приехать не может». Зато я стал сниматься в кино. «Бедная Маша», «Пишите письма», «Фантазии на тему любви» и другие фильмы принесли мне большую известность у зрителей. А хичкоковская сцена в фильме «Воры в законе», где я сам себе отпиливаю руку, вызвала слезы признания у моего отца.

— После этого нашумевшего фильма не поступали предложения о сотрудничестве от жуликов и воров?

К нашей фамилии всегда был повышенный интерес у картежников, наперсточников и прочих жуликов. А после выхода «Воров в законе» мне буквально не давали проходу. Куда бы я ни приезжал, ко мне в гостиницу обязательно приходили за «консультацией» карманники и с уважением говорили: «Ты у нас на зоне большой авторитет!» Иногда раздавались звонки: «Уважаемый! Предлагаем поработать. Наперстки, карты... Полтора года работаете, а потом всю жизнь отдыхаете!» Я смеялся: «Сами посудите, ну кто в здравом уме сядет с Амаяком Акопяном играть в карты? Мне, как минимум, нужно сделать пластическую операцию». Из трубки бодро неслось: «Сделаем! Не вопрос!..»

Однажды во Владивостоке около часа ночи заявился ко мне местный знаменитый катала с видеокамерой, девочками и шампанским. Шулер-картежник потребовал сеанс мастер-класса: «Показывай свой номер, но медленно!» Хотел научиться трюку, подсмотренному в фильме, где у меня под скорлупками исчезает жемчужинка. По сути это трюк наперсточника, только очень элегантный. Я пробовал отшутиться, мол, это мне у вас надо поучиться (у него было, между прочим, три «ходки»), но пришлось достать карты и показать несколько фокусов. В знак уважения гость похвастался своей колодой тюремных карт. Они были вырезаны из черных рентгеновских снимков, а на наклеенной с одной стороны газетной бумаге кровью нарисованы карточные картинки.

— А банк сорвать в казино не предлагали?

— Выиграть в казино у меня такие же шансы, как и у вас. А вот если мне в руки дали бы колоду карт, тогда я сорвал бы банк и ободрал всех как липку. У меня была одна история в казино Лас-Вегаса.

В стране началась перестройка. Я уезжаю работать по контракту в Америку. Владелец отеля «Олимп» как-то предлагает: «Вы не могли бы до полуночи поработать прямо в игровых залах? Пошутить, показать фокусы с картами — словом, привлечь публику на нашу развлекательную программу». Я спрашиваю: «А можно мне брать деньги?» Видимо, он не понял мой английский, потому что ответил: «О'кей».

В большой зал, где стояли игральные столы, мне вынесли ломберный столик. И я показывал публике классическую шулерскую хохму — вариацию трех наперстков. Три карты из колоды (двух королей и одну даму) переворачиваю лицом вниз и предлагаю отгадать, где дама. Тот, кто выигрывает, получает от меня двадцать долларов, кто не находит — пять долларов отдает мне. Не можете себе представить, что началось! Мне нужно было прикупить американскую публику, — как говорится на языке шулеров, «разогреть лоха», и я сразу же проиграл двести долларов. Поняв, что здесь выиграть шансов больше, чем в рулетку, ко мне выстроились две очереди. Длиннющие, как в мавзолей Ленина! Американские граждане толкались, ссорились, чуть ли не дрались. А дальше... дальше Амаяк Акопян красиво «обувает» законопослушных граждан Америки. Через полчаса у меня в кармане было уже четыре с половиной тысячи долларов. Обманутые американцы, поняв, что их обыграли, потребовали администратора. Меня под белы рученьки провели в кабинет. Там скандал: «Вы что, с ума сошли? Вы дискредитируете мое казино!» — «Да вы же сами разрешили брать деньги!» Словом, чтобы погасить недовольство, мы стали раздавать в зале деньги проигравшим: «Это была шутка, господа!» Короче, игра в наперстки стоила мне дорого — отправили дорабатывать в Канаду.

А вот еще случай. Был у меня водитель по фамилии Сундуков. Поздно ночью нас останавливают гаишники с автоматами. Подходит старший и рапортует: «Командир взвода Козлов!» Вася Сундуков удивленно переспрашивает: «Простите, командир кого?» Он сурово: «Ваши документы». Смотрит и все суровее становится. «Товарищ Акопян, из Бутырки сбежал преступник по фамилии Чемоданов. Так, Сундуков... Ага, понятно...» Потом подумал и спросил: «А, случайно, Чемоданов вам не родственник, товарищ Сундуков?» Кто меня тянул за язык, не знаю, но я говорю: «Между прочим, жена его Лариса в девичестве Шкатулкина». Нас — в милицию. Называется, пошутил. Пришлось давать в отделении концерт, чтобы отпустили. Самое смешное, что в «обезьяннике» сидели какие-то бомжи и с большим удовольствием наблюдали бесплатный концерт. Среди них был узбек в замызганном халате. Как позже выяснилось, гастролер-карманник из дружественной Средней Азии. «Коллега»! Он хлопал себя от восторга по коленке и толкал соседей по нарам: «Вы только посмотрите, какой палчики! Какой ручки — и такой фигней занимается!»

— Вашего отца никогда не просили помочь найти пропавшую вещь?

— Нет, не просили, но если бы знали о его способности находить пропажи, думаю, стали бы в очередь. С папой случались удивительные истории. Он никогда ничего в жизни не терял, а если и терял, то пропажа непременно к нему возвращалась. Много лет назад в Крыму, где отдыхали родители, он потерял в море золотую цепочку с медальоном, который подарил ему африканский король Хайли Силаси. Целый месяц ныряли спасатели, аквалангисты, просто ребята, но найти ничего не могли. Спустя год отец приезжает туда же. Лежит на пляже. К нему подходит мальчик «Извините...» — «Нет-нет. Фокусов показывать не буду, устал!» — «Да нет. Мы тут ваш медальон нашли. Был отлив осенью, и мы с ребятами нашли». Отец щедро отблагодарил мальчика.

Как-то мы всей семьей пришли на премьеру в Дом кино. Папа весь изысканный, элегантный, с любимым перстнем, который ему сделали греческие армяне, — на золотой короне большой бриллиант и изумруд. Вдруг мама смотрит на его палец: «А где бриллиант?» Отец хватается за руку, камня нет! Стали искать — тщетно. Посмотрели фильм и уехали домой. Отец сидел в машине и расстроено молчал. Спустя неделю они с мамой снова идут в Дом кино. Поднимаются по лестнице, и вдруг на ковре что-то сверкнуло — папа находит свой бриллиант! Смешно, но однажды в Финляндии он в отеле случайно оставил домашние тапочки. Уже старые, стоптанные. Попадает через какое-то время в ту же гостиницу, и ему их возвращают!

...В прошлом году после смерти папы в нашей квартире случился пожар. Неожиданно загорелась проводка. Сгорели диван, обои и три фотографии, которые висели на стене. На них папа снят в окружении поклонниц, и, как ни странно, позади него всегда одна и та же женщина. Мама считала, что это Смерть за ним ходила следом. Папа скончался, и фотографии тоже исчезли в огне.

Папа умер с картами в руках, которые не выпускал последние дни. Хотя и был в забытьи, руки искусного мастера продолжали помнить свое дело.

Беседовала Ирина Зайчик

ВЕРНУТЬСЯ К СПИСКУ СТАТЕЙ...